Каждый школьник знает из учебников истории о знаменитом манифесте Александра II, даровавшего в 1861 году русским крестьянам свободу от крепостной зависимости. Но мало кому известно, что составителем этого судьбоносного для нашего Отечества документа, оказывается, был один из великих святых Русской Православной Церкви, да к тому же еще и Московский митрополит - святитель Филарет (Дроздов); 1782 -1867/.

     Сын священнослужителя из Коломны получил традиционное образование в Троицкой семинарии и был затем оставлен там "учителем поэзии", пользуясь уже тогда особым, и вполне заслуженным, покровительством митрополита Московского Платона.

 

     В 1809 году Филарета назначили профессором богословия в Санкт - Петербургской Духовной академии, а вскоре и ее ректором (1812 - 1819). Под его руководством в 1815 - 1822 годах здесь стало, наконец, возможным осуществить давнюю и важнейшую задачу национальной богословской науки - подготовить первый перевод на современный русский язык книг Нового Завета и Псалтыри: Слово Божие становилось все доступнее россиянам и все шире входило в духовную жизнь нации. С 1820 года начали переводить и Ветхий Завет, причем книгу Бытия перевел сам архимандрит Филарет.

 

     Уже в личном покровительстве будущего святителя подобной переводческой деятельности сказалась удивительная отзывчивость Филарета на реальные требования дня: насущность более полного и точного знания евангельского текста самыми широкими слоями русского общества весьма ощущалась в те годы - особенно в связи с начавшимся постепенным проникновением в Россию без религиозной идеологии Запада. В этих условиях вечное, непреходящее Слово Божие - ясное и понятное - было необходимо всем: и "низам" , и "верхам" . Как писал тогда А. С. Пушкин: "Библию, Библию!.. Библия для христианина то же, что история для народа".

 

     И вот, в 1875 году, благодаря неустанным трудам святителя (правда, уже после его кончины) читателю стал, наконец, доступен полный библейский текст на русском языке. Этот год и принято считать годом появления в России, наряду с прежней церковнославянской, теперь и русской, так называемой "синодальной" Библии.

 

     Отсвет библейского "божественного красноречия" можно уловить и в церковных проповедях Филарета: они всегда были живым благовестием веры, а не благочестивым "риторством" умелого проповедника. Трезвый, острый ум и возвышенный строй души - характернейшие черты личности этого поистине святого архипастыря. Он сам неизменно жил в полном духовном равновесии подлинно христианского существования, покоящемся на вере в направляющую благую волю Бога Творца - в том внутреннем равновесии всей сущей "твари" , о котором так ярко сказал в одной из проповедей: "Творческое слово есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари, под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного своего ничтожества".

 

     С 1826 года Филарет стал митрополитом Московским. Епархию "второй столицы" (а по сути всю православную Россию) он возглавлял более сорока лет, до самой своей кончины. Как отмечает церковный историк прошлого века П. В. Знаменский, "его руководительно - административное значение проявлялось в изумительно широких размерах, которые не ограничивались пределами церковного ведомства, а захватывали чуть не всю русскую жизнь. При взгляде на многотомное издание его писем, мнений и отзывов по самым разнообразным делам становится даже непонятным, когда этот крепкий и многосторонний ум успевал все это обдумать".

 

     Владыка часто служил в храме, принимал бесконечных посетителей и просите лей, составлял проповеди, а порой и государственные документы, трудился над богословскими (чаще всего практически - актуального характера) сочинениями. В своих статьях и проповедях он затрагивал самые различные темы: и сохранения крепкой государственности, и отношений с католическим Западом, и почитания святых, и утверждения христианской нравственности в обществе.

 

     В своих литературных трудах Владыка живо откликался на запросы исторической науки (будь то оценка войны 1812 года или же роль Сергия Радонежского в жизни России), духовного просвещения народа и даже на проблемы сугубо общественно - политического бытия страны, которое он неизменно рассматривал в свете всеобъемлющей евангельской Истины.

 

     Временами Владыка подвизался и на поприще гимнографического творчества (недаром он был некогда "учителем поэзии") - до нас дошел ряд составленных им молитв ("Молитва заключенного в темнице" , "Молитва в день воспоминания тысячелетия России" и др. ).
Наиболее замечательна по глубине религиозного чувства его "Ежедневная молитва Господу Иисусу Христу":

 

     "Господи; не знаю, чего мне просить у Тебя? Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя. Отче! Даждь рабу Твоему - чего сам я и просить не умею. Не дерзаю просить - ни креста, ни утешения! Только предстою пред Тобою; сердце мое - отверсто. Ты зри нужды, которых я не знаю. Зри! - и сотвори со мною по милости Твоей: порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Предаюсь Тебе. Нет у меня желания, кроме желания - исполнить волю Твою... Научи меня молиться. Сам во мне молись. Аминь".

 

     Не чуждался святитель проблем религиозного осмысления культуры и художественного творчества. Хорошо известен его стихотворный диалог о христианском понимании цели и смысла жизни с А. С. Пушкиным.

 

     Поводом к этому диалогу послужила публикация поэтом стихотворения "26 мая 1828 г. "(день его рождения), окрашенного глубочайшим внутренним пессимизмом, в котором пребывала тогда его мятущаяся душа, и начинавшегося следующими строками:

                                 Дар напрасный, дар случайный,
                                 Жизнь, зачем ты мне дана?
                                 Иль зачем судьбою тайной
                                 Ты на казнь осуждена?

     Как вспоминал сам митрополит Филарет, ему это стихотворение привезла приятельница Пушкина Е. М. Хитрово (ей Владыка поручал иногда рассказывать поэту об отдельных московских событиях). Считая необходимым дать ответ Церкви на столь меланхолические и духовно безотрадные медитации поэта, говорившего тогда о себе: "Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум" , Филарет нашел полезным также облечь свое увещевание (обращенное, конечно же, не только к известному петербургскому стихотворцу, но и ко всей образованной части христианского общества) в стихотворную форму. Поэтический ответ его вскоре же стал известен Пушкину. Вот это послание Владыки: 

                                   Не напрасно, не случайно
                                   Жизнь от Бога мне дана;
                                   Не без Бога воли тайной
                                   И на казнь осуждена.

                                   Сам я своенравной властью
                                   Зло из темных бездн воззвал, 
                                   Сам наполнил душу страстью,
                                   Ум сомненьем взволновал.

                                   Вспомнись мне, Забвенный мною!
                                   Просияй сквозь сумрак дум!
                                   И созиждется Тобою
                                   Сердце чисто, светел ум!

     Пушкин был настолько тронут этим обращением к нему московского святителя, что тут же, в свою очередь, ответил ему благодарными строками своих известных "Стансов" :

                                   В часы забав иль праздной скуки,
                                   Бывало, лире я моей
                                   Вверял изнеженные звуки
                                   Безумства, лени и страстей.

                                   Но и тогда струны лукавой
                                   Невольно звон я прерывал,
                                   Когда твой голос величавый
                                   Меня внезапно поражал. 

                                   Я лил потоки слез нежданных,
                                   И ранам совести моей
                                   Твоих речей благоуханных
                                   Отраден чистый был елей.

                                   И ныне с высоты духовной
                                   Мне руку простираешь ты,
                                   И силой кроткой и любовной
                                   Смиряешь буйные мечты.

                                    Твоим огнем душа согрета,
                                    Отвергла мрак земных сует,
                                    И внемлет арфе Филарета
                                    В священном ужасе поэт.

     Однако, как известно, по требованию цензуры Пушкин был вынужден внести в последние строки существенные изменения, после чего конец стихотворения приобрел следующий "исправленный" вид ("Стансы" обычно так и печатают):

                                    Твоим огнем душа палима, 
                                    Отвергла мрак земных сует,
                                    И внемлет арфе Серафима
                                    В священном ужасе поэт.

     Из-за церковно-административной занятости времени у митрополита для ученых занятий почти не оставалось, но он все же изредка успевал поработать и над сочинениями сугубо богословского характера. В 1820 - 1830 - х годах святитель составил свой знаменитый "Христианский Катехизис", или краткое изложение всего православного учения. Этот труд и поныне остается классическим вероучительным сочинением такого рода.

 

     Митрополит Филарет одним из первых в России предощутил надвигающуюся на нее страшную волну бого- и человеко- ненавистнического атеизма. Уже в середине века он прекрасно чувствовал и понимал, что так называемое "просвещенное общество", а за ним и простой народ начинают все более разлагаться в нравственном отношении - под влиянием идущих с Запада нигилистических идей, основанных на языческом поклонении благам "мира сего". Все это Владыка видел, скорбел, предупреждал о грядущей опасности, но мало кто всерьез воспринимал тогда подобные предупреждения: в результате дьявольский "призрак коммунизма", - по выражению К. Маркса и его компании, - "бродивший по Европе", привел (всего через полстолетия после кончины мудрого святителя) страну великих святых: князя Владимира, Александра Невского, Сергия Радонежского - к сатанинскому искушению коммунистической идеей и падению в революционную бездну 1917 года.

 

     Предчувствуя возможность именно такого развития событий в России, святитель Филарет однажды заметил - используя библейский образ "прогрессистского", богоборческого по своей сути "вави лонского столпотворения" : "Кажется, уже и мы живем в предместьях Вавилона, если не в нем самом".

 

     В известном смысле, он был почти уверен в грядущих бедах, постепенно надвигавшихся на страну. Сохранился ряд свидетельств современников о такой прозорливости мудрого святителя.

 

     "Однажды, - вспоминал епископ Леонид (Краснопевков), - я сказал митрополиту Филарету (1865 г. ), что было бы желательно закрепить письменно его взгляды, касающиеся до расхождения со старообрядцами. Филарет ответил: "Для чего?" - "Для будущего", - был мой ответ. Митрополит ответствовал горячо и волнуясь, что он чувствует, что будущее покрыто темным облаком и что когда буря разразится, люди, потрясенные громовыми ударами, забудут обо всем, что было до этой бури". И тот же епископ Леонид пишет: "А. Н. Муравьев говорил, что печален взгляд Владыки на будущее и передал его подлинные слова: "Когда я смотрю на малолетних детей, я не могу остаться равнодушным от мысли, что они должны будут, бедные, вытерпеть в сию пору", - и при этих словах заплакал".

 

     Другое пророчество, подобное этому, встречается в письмах преподобного Амвросия Оптинского: "... Запомнил я слова митрополита Филарета, который не советовал делать ризы на иконы, потомучто приближается время, когда неблагонамеренные люди будут снимать ризы с икон".

 

     Скорбя о подобном будущем "прогрессе" и, естественно, с подозрительностью относясь к любым проявлениям лево - либеральных и социалистических настроений в российском обществе, сам Филарет по натуре своей отнюдь не был излишне консервативным и рассудочно-холодным "охранителем" привычной "старины" - даже и в сугубо церковных делах. Напротив, его даже нередко упрекали в известном "свободомыслии" - особенно в отношении его сдержанно-терпимой оценки западных конфессий, хотя несомненную возможность христианского спасения человека сам он неизменно связывал только с пребыванием в лоне Православной Церкви как единственно сохранившей (с апостольских времен и доныне) неповрежденность евангельского учения и церковного Предания.

 

     Строгая сдержанность, но и справедливость, требовательность к христианскому долгу и отеческая снисходительность к простительным человеческим слабостям, а главное, мудрая любовь - всегда оставались характернейшими чертами его общения с паствой. Но, уча других вере, любви и христианскому смирению, и сам святитель в личной своей духовной жизни придерживался тех же правил: так, уже и в годы весьма опытной старости он, при необходимости решить какой-либо сложный вопрос, ничего не предпринимал без совета с собственным духовником - архимандритом Троице-Сергиевой Лавры Антонием (Медведевым;1792 - 1877).

 

     Сохранилось, например, замечательное свидетельство об этом епископа Леонида (Кавелина), касающееся одного из сложных моментов в истории отношений Филарета с "власть предержащими" , которых, в общем, было немало. В Москве тогда готовилось освящение Триумфальных ворот, а "на них были изображения языческих богов, и митрополит Филарет, по совету духовника, отказался их освящать, несмотря на настоятельное приглашение самого Государя. Восхищенный этим поступком Владыки наместник Лавры о. Антоний сказал о Московском святителе: "Виден орел по полету". Сам Владыка рассказал затем о. Антонию, что после этого решительного отказа ему явился преподобный Сергий Радонежский и ободрил его.

 

     Известны и многие другие замечательные, иногда весьма забавные, случаи из жизни Владыки.

 

     Однажды к нему с докладом по канцелярскому делу явился секретарь. Митрополиту Филарету было известно что за хлопоты по этому делу чиновник получил от просителей взятку. Дело, как и подобает, было вложено в папку, на которой крупными буквами было напечатано: "ДОКЛАД". Не успел секретарь положить его перед митрополитом, как тот остановил его жестом руки.

 

     - Погоди, не торопись, братец: нужно делать все попорядку. Скажи мне сперва, что здесь написано на обложке?
- Слово "доклад", Ваше Высокопреосвященство.
- Так, правильно... Ну, а если я прикрою рукой первую букву, что тогда останется?
- Слово "оклад", Ваше Высокопреосвященство, - в недоумении ответил секретарь.
- Оклад? Хорошо. А какой оклад ты получаешь по своей должности?
Растерянный секретарь назвал сумму.
Владыка же продолжал:
- Ты говоришь, столькото? Что ж, сумма немалая. Ты семейный?
- Холост, Ваше Высокопреосвященство.
- Ну, а для холостого твой оклад и совсем достаточен. Вот и старайся, служи хорошенько, не имея забот о хлебе насущном... Так, будем продолжать: а нука, сократи еще одну букву, что останется?
- "Клад", - пробормотал секретарь, понимая, что Владыка задает эти вопросы неспроста и смутно догадываясь, что все это не сулит ему ничего хорошего.
- Клад? Какой же клад может заключать в себе это дело, которое ты мне под носишь? Что-то не понимаю. Какой-такой клад обрел ты в этом деле? Ну, что же ты молчишь? Отвечай, когда спрашивают.

 

     Секретарь хранил упорное молчание и растерянно моргал глазами.
- Не знаешь? Что-то не верится... Ну, продолжай дальше, сократи еще одну букву. - Остается слово "лад", Ваше Высокопреосвященство, - ответил секретарь, уже вполне отчетливо понимая, что дела его плохи.
- "Лад"? Верно. О каком же ладе идет речь? Уж не добиваешься ли ты, чего доброго, "лада" со мной в отношении того "клада", который ты обрел в этом деле? А? Так, что ли? И ты смел подумать, что у тебя может выйти лад со мной? Что я подпишу беспрекословно эту твою неправую бумагу? Да знаешь ли ты, что тебя ждет за это?!
Секретарь был ни жив ни мертв - не столько от раскаяния, сколько от угрозы владычнего наказания.
- Так хочешь знать, что ждет тебя за это? - продолжал Владыка, пытливо глядя ему в глаза. - Ну, так отбрось еще одну букву, четвертую, и читай, братец, не смущайся!
- "Ад" , - пробормотал секретарь и, не выдержав, упал в ноги Филарету.
- Правильно: ад ждет всякого согрешившего в любостяжании! Встань. Не передо мной ты виновен, а перед Христом, перед Ним и должен замаливать свои грехи.

 

     Уличенный во взятке секретарь был отправлен святителем Филаретом на по каяние - под строгий надзор настоятеля одного из русских монастырей.

 

     Скончался митрополит Филарет так же благочестиво, как и жил, всегда оставаясь истинным монахом-подвижником, "епископом с утра до вечера и от вечера до утра", по выражению богослова о. Георгия Флоровского. О смерти своей он был заранее предупрежден явившимся ему в видении его отцом, сказавшим: "Береги девятнадцатое число". И действительно, 19 ноября (2 декабря) 1867 года - в третье после видения "19-ое число", отслужив воскресную Литургию в домашней церкви, он через несколько часов безболезненно отошел ко Господу. Поклониться гробу святителя собралась вся Москва, говорившая: "Другого Филарета не будет".

• Святитель Филарет, митрополит Московский