…Происходит Леонтий (Лонгин) от Карповичей Киевских, шляхтичей, которым в ХУ веке за верную службу их господа-князья отрядили во владение остров Осов в Пинском воеводстве (территория нынешней Белоруссии). Из пинских краев в Вильну к своему родственнику Ивану Карповичу, уписному, т.е. действительному члену виленского православного Братства, в конце ХУ1 века и приехал еще подростком Лонгин. Опекун определил мальчика в Братскую школу и по мере сил помогал ему. Школа существовала на средства меценатов,сироты и дети братчиков в ней учились бесплатно.

Лонгин проявил большие успехи в учебе и в усвоении духовных истини в 1598 годупо достижении совершеннолетия, т.е. восемнадцати лет,он был избран одним из двоих «строителей церкви».Акт избрания совершался при большом стечении народа в Свято-Духовском храме в Фомину Неделю, т.е. в следующее воскресенье после Пасхи. Круг обязанностей «строителей…» был весьма широким: они должны были «ведати (т.е. заботиться-Авт.) обо всем скарбе церковном», о книгах, свечах и т.п., а также готовить храмовые помещения для совершения богослужений.

Взросление Лонгина Карповича происходило на фоне событий, определивших судьбу края на последующие столетия. В 1569 году была заключена государственная и гражданская Уния Великого княжества Литовского и Польского королевства, которой утверждалось вечное слияние этих двух государств в единое тело, один народ, одно государство – Речь Посполиту, с одним самодержцем – королем Польским. По этому договору к Польше отходили огромные территории княжества: Волынь, Подолье, Киевщина, Брацлавщина, Подляшье (Белосточина). Отныне прекращалось избрание и возведение на престол Великих Литовских князей, а сеймы княжества упразднялись. И хотя название - Великое княжество Литовское (ВКЛ) – еще сохранялось, Литва начала стремительно терять признаки некогда независимого и могущественного государства, каким она была в предыдущие 250 лет своего существования.

До Унии в ВКЛ государственным и языком большинства населения был старорусский, на нем был составлен и знаменитый «Литовский статут», т.е. свод юридических установлений княжества (первая редакция этого документа датируется 1529 годом). Теперь же в деловой переписке, в судах, в школах на территории ВКЛ вместо ранее господствовавшего старорусского стал вводиться польский язык. Не только политические, но и религиозные установки стали формироваться теперь в Варшаве. После принятия Брестской религиозной Унии 1596 года прекратила свое существование Православная метрополия ВКЛ, ее преемницей (без всякого на то канонического права) стала митрополия униатская, присягнувшая на верность Папе Римскому. Бывший православный митрополит Михаил Рогоза перешел в Унию, и теперь стал духовным лидером униатов княжества.Под власть Унии под нажимом стали переходить и церкви с верующим православным людом. Для ВКЛ, где ранее наблюдалась относительная веротерпимость, настали времена, когда быть не-католиком или не-униатом означало принадлежать к людям второго сорта. В разряд гонимых кроме протестантов, которых презрительно называли диссидентами, теперь причислили и православных, получивших прозвище – «схизматики»(«схизма» значит «раскол»).

Все должности, звания, княжеские титулы и другие привилегии отныне выдавались только лицам, доказавшим свою лояльность Польской короне, и только по Высочайшему соизволению короля Польского. Чтобы получить имение, чин, право голоса в магистрате, возможность достойного образования для своих детей, значительная часть русского православного дворянства, купечества, мещан начала переходить в католичество ­– тем самым проявились обычные человеческие слабости, которым во все времена подвержено большинство, заботящееся прежде всего о личном благе. С течением времени они породнились с польским шляхетством, усвоили польский язык и польские обычаи, т.е. сделались поляками по приемам жизни. В Польше на православную, считай, русскую веру, и русскую народность смотрели презрительно: все то, что можно было именовать «русским», в сознании тогдашнего польского общества представлялось мужичьим, невежественным, таким, чего следует стыдиться образованному и высокопоставленному человеку. Выстоять в этих условиях, не поступиться принципами смогли только те немногие подвижники, благодаря самоотверженности и духовной твердости которых и сохранилась вера отцов.

В 1599 году под угрозой ареста вынужден был покинуть Вильну ректор Братской школы, бесстрашный обвинитель униатов Стефан Зизаний. Этот ученый грек, известный проповедник, был также главным типографом братским. После изгнания Стефана на место руководителя типографии Братство предложило кандидатуру Лонгина Карповича. И хотя тогда юноше было от роду всего 19 лет, он прекрасно владел не только старорусским, польским и церковнославянским языками, на которых печатались большинство братских сочинений, но, по отзывам современников, был и «…в языке греческом и латинском знаменито беглый». Особенно важным являлось знание им греческого, с которого осуществлялись переводы богослужебных книг, и латыни – на этом языке приходилось вести полемику с католическим духовенством.

В Братской типографии не было разделения труда между людьми, причастными к издательскому делу. Карповичу в одном лице пришлось стать одновременно и руководителем печатни, и переводчиком с греческого и латыни, и составителем сборников, и корректором, и редактором. Типография выпускала учебники для братской школы, богослужебную литературу, учения святых отцов, а также полемические статьи. Автором некоторых из них был и сам «типограф» братский. Чем же еще могли ответить братчики на притеснения, как не боговдохновенным словом?

Открыто унижали православных виленские городские гражданские власти. Известна челобитная братского депутата (1603 г.) сеймовым чинам, в которой говорится, что в Вильне «домы…где маем школы для ученья деток христианских, к тому и духовных людей, богомольцев господарских…поотнимати и все наше набожество старожитной веры с тых домов вытиснуты…».

В Речи Посполитой шляхта (дворянство) и ее имущество обладали высшей степенью неприкосновенности. Еще одним веским свидетельством того, какой христианской конфессии в государстве отдается предпочтение, явилось постановление Варшавского сейма (1607 г.), по которому иезуитские учреждения, храмы, школы приравнивались к домам шляхты.

В начале 1610 года из стен типографии выходит блестящая антиуниатская полемическая работа Мелетия Смотрицкого «Фринос» - или «плач» православных, вызвавшая активную реакцию властей: 6 мая 1610 года король Речи Посполитой Сигизмунд 111 приказывает весь тираж «Фриноса» сжечь, типографию у Братства отобрать, а печатников, наборщиков и «корректора Лонгина Карповича» – в случае «если он не шляхтич» – отправить в тюрьму вплоть до особых распоряжений. Однако Карпович был арестован еще за месяц до Королевского указа, в самую Великую Субботу 1610 года, выпавшую тогда на 7 апреля. В братской типографии произвели обыск, а «главного типографа братского, слугу и писаря Лонгина Карповича, шляхтича учтивого,.. засадили в смрадную тюрьму». Для тех, кто арестовывал Карповича, он был прежде всего человеком, исповедовавшим религию «схизматиков», так что шляхтич Карпович или не шляхтич в Вильне разбираться не стали, применили к нему «допросы с пристрастием», а его сочинения, имевшие хождение в народе, изъяли. У людей трусливых книжки отбирали силой, а у несговорчивых выкупали за плату и затем сжигали.

Возглавлял борьбу со «схизматиками» униатский митрополит Игнатий Поцей, решивший окончательно расправиться с иноверцами (с этой целью он провел в Вильне шесть лет с 1604-го по 1609 год). Ко времени заточения Карповича в темницу все приходские православные церкви литовской столицы уже находились в руках униатов. Незыблемым в вере здесь остался лишь Свято-Духов монастырь. 1 июля 1610 года в городе случился великий пожар, уничтоживший пол-Вильны и унесший десятки человеческих жизней. Среди построек, пораженных огнем, оказались 5 «мурованных», т.е. каменных, и 6 деревянных церквей, отнятых у православных. Было от чего сокрушаться. Огонь, однако, не затронул братских построек, и православные расценили сам факт гибели от разгула стихии неправедно присвоенного как Божью кару на униатов.

Братство пыталось всеми доступными способами вызволить из неволи своего «типографа» – ведь в земляной яме сидел потомственный дворянин, и само наличие этого титула казалось бы должно было положить конец его страданиям. Однако, все ходатайства не имели последствий, и, наконец, братчики подали жалобу в Верховный трибунал – высшую судебную инстанцию княжества. Там оно пролежало около года, а затем Трибунал постановил «дело Карповича» передать на «рассудок сеймовый», то есть в Сейм Речи Посполитой. В таком решении был скрытый смысл – как можно дольше затянуть рассмотрение этого «дела…».

Два года провел Карпович в темнице, но от своих убеждений не отрекся. О его мужестве Мелетий Смотрицкий свидетельствовал, что узник «правды евангельской еднак незапрелся» (то есть от веры не отрекся), и был «твердейший, неже диаментовый» (т.е. тверже, чем алмаз).

Косвенные сведения указывают, что Лонгин Карпович принял постриг с монашеским именем Леонтий и был рукоположен в священнослужители не позднее осени 1609 года. В 1611 году в своем имении Евье (нынешнем Вевисе), в тридцати километрах от Вильны, влиятельный братчик князь Богдан Огинский предоставил святодуховцам место для типографии. Именно из этой печатни вышел в свет «Новый Завет», на титульном листе которого сообщалось, что издан он ««працею иноков общего жития». Все последующие книги также имеют такую же сноску, то есть, в этот период издательское дело переходит от Братства к Свято-Духовским инокам. Что в свою очередь означало, что в 1611 году в Вильне уже действовал общежительный монастырь, хотя его Устав – «Киновион» был издан только в 1618 году.

…Существуют несколько форм организации иноческой жизни. Первичный ее образ – анахоретство, то есть одиночное существование монашествующих. Затем появилось келлиотство – как бы семейная жизнь в монашеском мире, когда иноки селились по двое-трое в одной келье под руководством опытного в духовной жизни старца. В нашем случае речь идет о киновии или «общежитии», организатором которой в Вильне и первым ее архимандритом и стал Леонтий Карпович. Такое сообщество, как правило, живет на основе Устава, которым определяются все стороны организации иноческой жизни. Во главе киновии стоит один наставник – игумен (он может быть в сане и архимандрита или иеромонаха), которому принадлежит вся пастырско-дисциплинарная и административная власть. Неоценимая заслуга Леонтия Карповича состоит прежде всего в том, что он разработал Устав Свято-Духова монастыря, согласно которому иноческая жизнь приобретала порядок и стройность как в религиозном, так и хозяйственном смысле. Наличие Устава придавало монастырю и своего рода юридическую самостоятельность, на основе его положений обитель получала гипотетическую возможность отстаивать свои интересы в различных инстанциях, в том числе и перед высшими властями государства.

…Из темницы Карпович вышел после Пасхи 1612 года. Состояние его здоровья было очень тревожным, полгода он практически не вставал с постели, утешением служило лишь то, что он вновь оказался среди единомышленников в Свято-Духовом монастыре. Сам факт присутствия «типографа» в обители способствовал бурному развитию издательской деятельности. Из печати одно за другим выходят следующие монастырские издания, печатавшиеся попеременно в Евье и в Вильне: Часослов (Евье,1612г.), Анфологион, или избранные молитвы (Евье, 1613г.), Молитвы повседневные (Евье,1615г.), Евангелие учительское (Евье,1616г.), Молитвенник (Вильна,1617г.), Служебник (Вильна,1617 г.), Киновион (Евье,1618 г.), Требник (Вильна,1618 г.), Букварь славянского языка (Евье,1618г.), «Грамматика словенская» Мелетия Смотрицкого» (Евье,1619 г.)…

В 1613 году Братство начинает и в 1617-м заканчивает строительство нового каменного здания школы, теперь в ней пять классов: «от нихже в трех латинская наука чтется, в четвертом русская, пятое во славянского и греческого языка наказанье». Начавший преподавать в этом учебном заведении еще в 1605 году, Карпович становится его директором. По уровню подготовки воспитанников оно становится вровень с виленской высшей католической школой (основана в 1578 году).

Карпович был молитвенником, из своей кельи никогда не выходил без клепсирры – водяных часов, чтобы не тратить времени понапрасну, впустую. Однажды, вспоминает святодуховский иеромонах Исайя Трофимович, отец архимандрит молился у себя в келье, когда ему сообщили, что в монастырь прибыл староста Братства князь Богдан Огинский и хочет с ним побеседовать. Леонтий Карпович не мог отказать в просьбе покровителю и прервал молитву, но при этом заплакал навзрыд, сетуя на то, что ради земных дел ему пришлось отложить собеседование с Господом…

Отец архимандрит в Свято-Духовской церкви совершал ежедневные литургии с исповедью и причащением верующих. Когда же до него дошли толки, что, мол, нехорошо каждый день приступать к святым тайнам, духовный наставник пояснил сомневающимся: «Как, приближаясь к солнечному свету, видишь на себе пятна грязи, даже если они и очень малы, так и, причащаясь часто Божественным тайнам, видишь на себе свои прегрешения».

Насельник монастыря монах Мелетий Смотрицкий о своем наставнике-архимандрите отзывался так: «Архимандритское служение…богобоязненно, ревниво и осторожно исполнял,.. муж духовный, примерный, учительный, целомудрый, братолюбивый, снисходительный»…

Леонтий Карпович был автором ряда полемических и наставительных сочинений. Из множества его обращений к верующим сохранились лишь три проповеди, в том числе и напечатанное в 1615 году в типографии в Евье «Казанье двое…», т.е. два поучения – одно на праздник Преображения Господня, другое – на Успение Божией Матери. Эти интерпретации нашего далекого предка и сегодня являются примером глубокого осмысления библейских событий и ярко свидетельствуют, насколько талантливым проповедником и богословом был виленский архимандрит.

Летом 1620 года в Киев прибыл Иерусалимский Патриарх Феофан. К 15 августа, храмовому празднику Киево-Печерской лавры, по древнему обычаю здесь собралось бесчисленное множество православных: духовных и мирян, панов и простонародья, со всех концов Литвы и Польши. Всем народом умоляли Патриарха, чтобы он поставил для них православного митрополита и епископов. Но Феофан сначала не соглашался, зная, во что может вылиться направленный на «смхизматиков» гнев Польского короля. И только тогда, когда «святейшаго патриарху взяша на рамена и опеку свою благочестивое войско и гетман, глаголемый Петр Сагайдачный», посланец из Иерусалима решился выполнить волю православного люда. Тем более, что казаки Сагайдачного представляли из себя такую силу, с которой и королевская гвардия могла бы едва ли справиться.

Итак, Святейшему предстояло хиротонисать (т. е. возвести в епископский сан) нескольких кандидатов и поставить их во главе воссоздаваемых на территории Речи Посполитой православных епархий с конечной целью восстановления Киевской православной митрополии. В числе кандидатов на новые кафедры находился и архимандрит виленского Свято-Духова монастыря Леонтий Карпович, который считался «номинатом», или нареченным на епископство Владимирское и Брестское. Но Леонтий тогда тяжело болел и не был в состоянии ехать в Киев на посвящение в архиереи, и тогда он дал наказ делегации виленских братчиков ходатайствовать перед Патриархом за своего подстриженника, ученого монаха Мелетия Смотрицкого. Провожали Мелетия в Киев при большом стечении народа, складчиной доставили ему средства на содержание. В Киеве виленские послы встретилась с Патриархом Феофаном и предложили посвятить в архиереи своего достойного земляка Мелетия Смотрицкого. Само собою разумеется, сначала монах Мелетий был рукоположен во диакона, потом во пресвитера и, наконец, хиротонисан во епископа — это совершилось в продолжение семи недель.